— Вот бы ты могла скопировать себя.

На лице Ймиин появилось странное выражение:

— Что ты такое сказал?

— Вот бы ты могла скопировать себя, — повторил Энглберт. — Тогда бы ты могла сделать множество петель, и мы могли бы немного расселиться. Я переживаю о том, что нас так много живет в одном месте. Разногласия разделят нас, и начнутся драки. И если, Боже упаси, что-нибудь трагическое случится в этой петле, то численность странных Британии сократится одним ударом сразу наполовину.

Лицо Ймиин было обращено на Энглберта, но глаза ее смотрели мимо него.

— В чем дело? — спросил он. — Ты придумала способ скопировать себя?

— Возможно, — ответила она. — Возможно.

На следующее утро Ймиин собрала странных и сказала им, что она ненадолго уходит. Волна паники пробежала по толпе, хотя она и уверяла их, что вернется вовремя, чтобы переустановить петлю. Они умоляли ее не уходить, но она настояла на том, что это было крайне важным для их выживания.

Она оставила Энглберта за старшего, приняла птичье обличие и вылетела из своей петли впервые со времени ее создания. Паря над замерзшими лесами Страннфордшира, она задавала один и тот же вопрос каждой птице, которую она видела: «Знаете ли вы птиц, которые могут превращаться в людей?». Она искала целый день и целую ночь, но везде, где она пролетала, ответ был «нет». Поздней ночью она вернулась в свою петлю, уставшая и разочарованная, но непобежденная. Она переустановила петлю, уклонилась от вопросов Энглберта и снова улетела, не отдохнув ни секунды.

Она искала и искала, до тех пор, пока у нее не начали болеть крылья и глаза, размышляя: «Не могу же я и в самом деле быть единственным таким существом на свете?»

После еще одного долгого дня бесплотных поисков она была почти убеждена, что она абсолютно уникальна. Эта мысль заставила ее почувствовать отчаяние... и отчаянное одиночество.

И тогда, как раз когда садилось солнце, и она уже собиралась возвращаться в свою петлю, Ймиин пролетала над лесной прогалиной и заметила внизу стаю пустельг, а среди них — молодую женщину. Все случилось в одно мгновение. Пустельги увидели ее и разлетелись, рассеявшись по лесу. В этой суматохе молодая женщина как будто исчезла. Но куда она могла деться так быстро?

А не могла ли она обернуться пустельгой и улететь вместе с остальными?

Ймиин нырнула за ними и устроила погоню, и в течение часа пыталась выследить пустельг, но пустельги — естественная добыча ястребов-тетеревятников, и они в ужасе разлетались от Ймиин. Она должна была попытаться приблизиться к ним как-то по-другому.

Стемнело. Она вернулась в свою петлю, переустановила ее, с жадностью съела пять початков поджаренной кукурузы и две миски супа из лука-порея — целый день полета заставит разыграться аппетит — и на следующее утро вернулась в лес, где обитали пустельги. В этот раз она явилась на их поляну не с неба, в виде ястреба, а пешком, в виде женщины. Когда пустельги увидели ее, они взлетели на деревья и уселись там, наблюдая за ней с любопытством, но без испуга. Ймиин встала в центре поляны и обратилась к ним не на человеческом языке, и не на ястро-речи (языке ястребов-тетеревятников), но с теми несколькими сбивчивыми словами из языка пустельг, что она знала, настолько внятно, насколько ее человеческое горло могло воспроизвести их.

— Одна из вас не такая как остальные, — сказала она, — и к этой молодой женщине обращаюсь я. Ты одновременно и птица и человек. Эта способность также и мое страдание и благословение, и я бы очень желала поговорить с тобой.

Зрелище человека разговаривающего на языке пустельг вызвало целый шквал пронзительных криков среди деревьев, а затем Ймиин услышала хлопанье крыльев. Через несколько секунд из-за дерева показалась молодая женщина. У нее была темная гладкая кожа и коротко остриженные волосы, в ее высокой, хорошо сложенной фигуре отчетливо проглядывалось что-то птичье, и она была одета в мех и кожу, чтобы защититься от холода.

— Ты понимаешь меня? — спросила ее Ймиин на английском.

Женщина робко кивнула. «Немного», — как будто сказала она.

— Ты можешь разговаривать на человеческом языке? — спросила Ймиин.

— Sí, un poco, — ответила женщина.

Ймиин узнала человеческую речь, но не смогла понять слов. Возможно, эта молодая женщина была из перелетного клана и выучила их где-то еще.

— Меня зовут Ймиин, — сказала она, указывая на себя. — А тебя?

Женщина прочистила горло и издала громкий крик на языке пустельг.

— Может быть, пока мы будем звать тебя мисс Пустельга, — предложила Ймиин. — Мисс Пустельга, у меня к тебе важный вопрос. Ты когда-нибудь заставляла что-нибудь случаться... больше чем один раз?

Она нарисовала в воздухе пальцем большой круг, надеясь, что молодая женщина поймет ее.

Мисс Пустельга подошла ближе на несколько шагов, а ее глаза расширились. В этот момент с ветки упал ком снега, и взмахом рук мисс Пустельга заставила его исчезнуть с земли и упасть с дерева второй раз.

— Да! — воскликнула Ймиин. — Ты тоже можешь такое делать!

И тогда и она помахала рукой и тоже повторила падение снега, и челюсть мисс Пустельги отпала от изумления.

Они подбежали друг к другу, смеясь, хлопая в ладоши и крича, и обнялись, каждая возбужденно болтая на языке, который вторая едва могла понять. Пустельги на деревьях ликовали тоже и, почувствовав, что Ймиин была другом, слетели со своих веток и закружили над двумя женщинами, щебеча от волнения.

Облегчение, которое почувствовала Ймиин, было неописуемым. Хотя она и была странной даже среди странных, теперь она знала, что она не одна. Были и другие, такие же как она, что означало, что — возможно — общество странных людей получится сделать более безопасным, более здравомыслящим местом, больше не зависящим от недальновидных прихотей горделивых мужчин. Она пока имела отдаленное понятие о том, какую форму должно принять это общество, но она знала, что то, что она нашла мисс Пустельгу, уже было важным прорывом. Они проговорили в этой сбивчивой манере почти час, и к концу их разговора мисс Пустельга согласилась последовать за Ймиин в ее петлю.

Остальное, как говорят, история. Мисс Пустельга осталась жить со странными людьми. Ймиин научила ее всему, что она знала о петлях, и вскоре мисс Пустельга набралась достаточно опыта, чтобы самой поддерживать их петлю. Это позволило Ймиин совершать путешествия на дальние расстояния, чтобы найти еще таких же как они, умеющих замыкать время женщин-птиц. Что она и сделала, доведя их число до пяти. И когда новоприбывшие были обучены, а суровая, голодная зима сменилась теплой весной, они разделили странных между собой и разбрелись по стране, чтобы основать пять новых постоянных петель.

Эти петли стали считаться безопасными гаванями здравомыслия и порядка, и слава о них быстро разлетелась по свету. Странные, что выжили в зачистках, шли к ним со всей Британии в поисках убежища, хотя чтобы быть допущенными туда, им пришлось согласиться жить по законам женщин-птиц. Эти женщины стали зваться «ймиинами» в честь первой из них (хотя с течением времени и постепенного изменения языков в Британии это слово превратилось в «имбрина»)

Дважды в год имбрины созывали совет, чтобы обмениваться мудростью и сотрудничать. Многие годы Ймиин лично руководила заседаниями, наблюдая с гордостью, как разрастается их сеть имбрин и временных петель, и как число странных, которых им удалось спасти, выросло до многих сотен. Она дожила до глубокой счастливой старости, до ста пятидесяти семи лет. Все это время Энглберт делил с ней один дом (но никогда одну комнату), так как они любили друг друга спокойной дружеской любовью. Эпидемия Черной чумы, одна из самых жестоких в Европе, в конце концов унесла ее. Когда ее не стало, все странные, которых она спасла, и кто все еще был жив, и все их дети и внуки, рисковали своими жизнями, чтобы пересечь враждебные территории в великой процессии и перенести ее в лес к, если Энглберт правильно помнил, тому самому дереву, на котором она была рождена, где похоронили ее среди его корней {12} .